по просьбе, прозвучавшей в icq. орлятская повесть... (октябрь-ноябрь 96 года)

Кое-какие рабочие моменты в "Пионерке" меня напрягали изначально. Внучка одной из редакторш имела наглость править мои статьи по Индии, проверенные посольскими друзьями, а я потом вынуждена была им доказывать, что все слова были правильные... 18-20-ти летний пухлячок в костюмчике однажды шипел на меня под благосклонными взглядами той же редакторши на тему фельетона и кого можно назвать фруктом... Времена уже были другие, а рельсы всё ещё старые. Тошнило. Но остальные ребята радовали: Лёшка - тихий скрипач с немного неровным характером, Мишка - улыбчивая наша опора, девчонки... С Тимохой нас отправили на журналистскую смену в "Орлёнок". Сказать, что там в те времена царила разруха - ничего не сказать.

Мишка нас сопровождал до Иловайска. Он схватил в охапку нас с Тимохой и, взяв откуда-то фуражку проводника, бегом потащил на платформу. Мы успели сфотографироваться на фоне вокзальной вывески. Кстати, не помню, где теперь эта фотография, но она сохранилась в одном из альбомов. О том, что там нельзя было даже доставать фотоаппараты, Мишка прохихикал уже потом. Правда это или он шутил, не знаю, да и до того ли было... В "Орлёнок" мы везли маленькую сосну. Кто этот бред придумал, не знаю, но с этим деревцем потом было связано много всего, причём большей частью неприятного.

В поезде ночью... Короче, не спалось. К рассвету привела себя в порядок, решила подшутить над Тимошкой. Волосы у меня тогда были чуть короче, чем сейчас, а с собой были ленты от костюма для индийских танцев (помимо журналистики от нас в "Орлёнке" хотели ещё и самодеятельность, что в результате привело к дополнительным неприятностям). Пока Тимошка досматривал 10-ый сон, я быстро накрутила косу до пят и задремала. Проснулась от лёгкого постукивания в плечо. Про причёску спросонья не вспомнила, но тут же сообразила, почему у Тимоши глаза квадратней окошек поезда. Ленты были под цвет волос, поэтому понять, где кончаются они, и начинается ложная косичка, было непросто, тем более в блёклом свете плацкартного вагона. Зная некоторые мои возможности, он готов был поверить, что я за ночь отрастила волосы.

По приезду в Туапсе начались геморрои с этой несчастной сосной. Таскать неудобно, потому что у меня с плеч лямки сползают (мои родственнички вместо того, чтобы выдать мне нормальную спортивную сумку, нагрузили меня походным рюкзаком), поправлять их из-за деревца нечем. У Тимошки не лучше. Благо, с нами ещё ребята просто в лагерь на "отдых" (почему в кавычках, поймёте позже) ехали, и кто-то из девчонок подхватил сосну у меня уже в тот момент, когда я, вспоминая все известные мне тогда матерные слова, пыталась взгромоздиться в автобус, а неподдерживаемый занятыми руками рюкзак откровенно перевешивал меня назад в силу идиотского центра тяжести.

В эвакопункте на нас с Тимошкой вылупились, как на врагов народа. "Что это за дерево тут ещё?" Объяснили, и на нас стали смотреть с выражением благостного осознания собственной нормальности, по сравнению с нами. В пункте предложили только чай и бурду, именуемую какао. Впрочем, чай тоже был кошмарен. Я взяла шефство над самыми мелкими "отдыхающими", поскольку настроения "домой хочется" уже начались. 9-10-ти летних уложила поспать хотя бы часика три. Сама переоделась и пошла к Тимошке, который почему-то оказался от меня отдельно. Подъехали ребята из других городов. Светало. Разбудила малышню, загрузились в автобусы и поехали в лагерь. При заселении заколебались с этой чёртовой сосной, маленькая, а поставить некуда, в комнатах по 10 человек не до сосны ни разу. Поставили в отрядную. Само заселение было не сильно приятным. Встречали нас в более или менее прилизанном здании, куда потом народ ходил в бассейн, проверяли вещи и волосы на наличие паразитов (их, небось, в эвакопункте подцепить было не проблемой). А вот потом с вещами мы пешком топали до здания дружины (уже не такого свежеотремонтированного). Наверное, километр, хотя может быть и меньше, а может быть и больше; этот путь потом настолько навяз в зубах, что расстояние стёрлось в памяти. Но с моря дул октябрьский ветер. На следующий день многие оказались простужены. С учётом акклиматизации можно было на автобусе хотя бы малышей возить.

Дело было в течение учебного года, и в принципе хорошо, что я честно указала 10-ый класс, потому что те, кто этого не сделал (а многим ребятам из Тулы вообще пришлось себе существенно приуменьшать возраст, как они это делали по бумагам, не знаю до сих пор), попали в 9-ый класс и тихо там дохли. Впрочем, я по определённым причинам тоже в школе дохла, точнее отсыпалась... Темы были уже для меня пройденные, из-за программы, которая была в родной школе.

На медосмотре поразила фельдшериц ненормальной для девицы моего возраста силой мышц. Это благодаря месту, где я самореализовывалась. Тренировки там были весьма и весьма, так что всё, что было потом в "Орлёнке" было неплохой практикой. Фельдшерицы так долго фигели, что умудрились не заметить проблем со спиной. Теперь я временами думаю, что, если бы не взяла тогда всю нагрузку на себя, то в 1999 году это бы мне так не аукнулось бы. Хотя, кто знает.

Орлятские легенды не возбуждали. То ли я не отличалась наивностью, то ли... Кончилось тем, что мы стали растворятся в пространстве вместе с Антоном (из Тулы), прихватив гитару и остатки еды. Кормили КРАЙНЕ плохо. Особым шоком было узнать, что многие ребята приехали за довольно большие по тем временам деньги (мы с Тимохой ехали от редакции, поэтому нас это не коснулось) именно отдыхать, поправлять здоровье, питаться фруктами (видели мы яблоки, редко груши). Их родители на работе получали ограниченное число путёвок, сопровождаемых красочными буклетиками... Всё это мне рассказывали девчонки, зелень лица которых было страшно наблюдать по утрам. Ну хорошо, платные путёвки, но не СТОЛЬКО они должны были стоить. Как можно было приглашать детей на отдых в разваливающийся лагерь? Посуду мыли безобразно, и малейшая зараза моментально распространялась по дружине. Все валились в лазарет с температурой, насморком, кашлем, больным горлом, правда, быстро оттуда сбегали, потому что ничем не лечили, заставляли тупо лежать и даже в туалет отпрашиваться. Антону хватило одного дня. Насморк предлагали лечить в "бассейне с морской водой", до которого и ОТ КОТОРОГО нужно было топать по ветру с моря (см. момент приезда).

Однажды дежурный отряд перевернул нам лавочки. Повода мы не знали и даже не знали, что это значит, спокойно перевернули обратно и сели, но потом был большой разбор полётов, на котором всплыло, что кто-то стащил вожатскую еду, а сваливали на кого-то из наших. Помню, как ощутила, что лицо пошло пятнами. Насчёт своих была уверена, некому просто было. Да, разгильдяи, да, голодные, но не воры. Тем более, мы видели здание, где жили вожатые, и знали, что они питаются не лучше нас. Помню, как развернулась и сказала, что в ближайшие дни лично меня в столовой не будет вообще, кроме как на дежурстве. Дежурные других отрядов наверняка бесились из-за того, что я нашим разрешила пропускать народ с едой в комнаты. Это издевательство было, когда ребята пытались запасти коржик "на чёрный день", а их заставляли всё съедать сразу. На нашем дежурстве самим дежурным никогда не хватало порций, мы предпочитали накормить дружину, а не себя. В одном из отрядов, который дежурил за всё это время один или два раза, неплохо разжились столовскими запасами. Отвратительно.

Моё выступление вожатые тактично списали на "особую диету" перед спортивными соревнованиями. Ага, был и такой маразм. По возрастной категории на стометровку я попала с довольно откормленными и здоровыми девицами из числа тех, которым с собой дали достаточно денег, и потому была возможность скупать весь орлятский ларёк с продуктами. Тогда как в нашей комнате девчонки ели одно эскимо на пятерых. На меня девицы посмотрели довольно презрительно. Я была ниже их ростом на целую голову (это потом уже, через месяц после возвращения из "Орлёнка" я вдруг резко прибавила 15 см роста). Они немного не учли, что мой дед был профессиональным легкоатлетом, поэтому уж на сто метров бегать я умела. Несколько фальстартов - девицы выдохлись, я с места не трогалась, видя фальстарт - мне более или менее. К тому дню я уже трое суток почти ничего не ела, Антон кормил насильно тем, что утаскивал из столовой. У вожатых от меня наступала паника. Старт, ощущение скоростного полёта, финиш. Я не успела ничего понять, но девицы были где-то совсем далеко от конца дорожки, что смотрелось неправдоподобно. Орлятская физкультурница ошалело уставилась на секундомер, потрясла его... Так и не знаю свой результат, но видимо что-то там было не то. Эстафета 4х100... На последний этап попались мне два мальчишки. Спрашивается, зачем проводить эстафету, если даже палочек нормальных не подготовили, вручили веточки. Пока выхватывала у Тимошки эту дурацкую ветку, один парнишка стартанул, до конца дорожки я уже не успела его обогнать, только догнала. На финише просто упала. Надо мной склонилась Алёна (одна из вожатых), вид у нее был довольно напуганный. Скрипнув зубами, я поднялась и ушла в корпус. Кроссовки были старые и у меня отлетела напайка на пятке. Клея в дружине НЕТ, мастерская раз в сто лет, гвоздей НЕТ, молотка НЕТ. Нашла один гвоздик, а изначальная подошва итальянских кроссовок, которые я себе привезла годом раньше, была оччччень даже прочная. Результат: погнутая металлическая мыльница, напайка держится одним гвоздём. Так и ходила.

Ездили в Краснодар... Сизый ноябрьский пейзаж. Не запомнила ничего почти, кроме магазина тканей, где нужно было срочно купить отрез для новых извращений жаждущих самодеятельности. Девчонки из разных краёв помогли мне с подготовкой многоязыкового приветствия. Я и сейчас помню, как на 11-ти языках поздоровалась с залом, рассказала о себе. Титул "Мисс-Дикция". "Мисс-Пресса" - стала та, на кого изначально и думали. "Мисс-Улыбка" - девчонка, у которой на сцене рассыпался наряд из газет, и она осталась голышом, потом под ней опрокинулся стул, она больно ударилась, но только я видела слёзы в глазах - она продолжала улыбаться. Позже для парней тоже устроили шоу, "Пресс-Боем" стал Антон. Само название титула убивало. Горе от тотального идиотизма мы с ним пошли "заливать" морской прогулкой по камням за мелкими ракушками.

Теперь о сосне и уборке территории. Посадили мы это дерево вскоре после приезда. А потом приехали всякие журналисты и попросили сделать имитацию посадки на камеру. В этот же день нам выпало убирать территорию отряда от осенней листвы. При условии, что на весь отряд выделяется полтора веника разваливающегося вида, выходит, что: либо всем по очереди выдаётся веник и то, что осталось от второго, а отряд мается дурью, либо кто-то (несколько человек) после обеда остаётся убирать, остальные пойдут на съёмки. Посмотрев, как отдельные граждане подметают, я поняла, что проще самой... Когда все мирно удалились на обед, я осталась на территории (в неё входили: полянка, дорожки и летний театр - довольно большое пространство, в общем). Взяв веник, я методично подметала всю территорию. Пока перетаскивала листья в кучу, увидела, что вдалеке прошел весь отряд с Тимошкой "сажать" сосну. Этого момента я Тимке простить всё-таки не могу, он просто обо мне забыл, или счёл, что я не собиралась идти, я не знаю, но он ничего потом не объяснил. Позже почувствовала на себе взгляд и, подняв голову, обнаружила, что с пригорка, на котором стоял корпус, за мной наблюдает Антон. Он спустился ко мне. Помолчал, понял, что я всё равно буду сама убираться, тем более он в другом отряде, накормил коржиком и куда-то ушёл. Вскоре появилась Алёна. Она осмотрела территорию, похвалила за уборку и спросила, кто со мной убирался и где они сейчас. Я спокойно посмотрела на неё и сказала, что территорию я убирала фактически одна (те вялые попытки, которые были предприняты народом до обеда, не могли считаться, поскольку после их трудов всё пришлось переделывать). Алёна побледнела и переспросила, где сейчас весь отряд. Я ответила, что на съёмках, но она сообщила, что съёмки были короткие, что вообще-то я должна была там быть (ага, вспомнила) и что она весь отряд отправила доубирать территорию. Через пару минут и правда на пригорочке показались самые старшие из отряда, но увидев убранную территорию, растворились в корпусе.

До сих пор испытываю двоякое чувство. С одной стороны, Алёна на ближайшем после этого собрании была права. Оставлять меня одну на территории с этими чёртовыми остатками веников было некрасиво, но, чёрт подери, выделили бы хотя бы десяток веников, грабельки... И убрали бы быстро, и никто потом не поссорился бы. Хотя я и не ссорилась. Переругались все в моё отсутствие, а я с собрания уплыла без ног в комнату. Пришёл Антон, потому что его позвали девчонки. Что я им наговорила, не помню, видимо, жуткая усталость, голод и общий стресс привели к шикарным глюкам. Антон выдернул меня из помешательства, утащил с гитарой куда-то в дальний угол корпуса.

В рамках журналистики, коей мы всё-таки занимались, написали с Антоном фельетон на тему "отдыха" в "Орлёнке". Смеялось (горько так) всё низшее начальство. Юмор оценили. Приехав в Москву, я не успела подать фельетон в "Пионерку", через три дня звонок. На том конце провода всё та же редакторша, орущая и шипящая. Оказывается, Антон издал в своей школьной газете наш рассказец, его переслали в "Орлёнок" и типа там был скандал... Я не знаю, кому верить, быть может, это было какое-то более высокое начальство. Больше в стенах редакции я решила не появляться, хотя бы потому, что свои вопли редакторша разжижала рефреном: "Вас туда за счет редакции отправили, чтобы вы к морю съездили.." и т.д. и т.п. А при итоговом медосмотре у меня оказалась потеря веса 7 кг (что для меня, отличавшейся тогда крайней худобой, было слишком), и сила мышц упала тоже прилично. В эпикризе написали "без изменений", при том, что я переболела с температурой трижды. Нашли проблемы с позвоночником, но их тактично не упомянули в этой же бумажке... Спасибо, блин, родной редакции! Сначала надо было разобраться в ситуации, а потом бросаться обвинениями различного толка.

p.s. Здесь далеко не всё, а то, что вот так вот вспомнилось с ходу...

upd: Ходят слухи, что в каком-то лохматом году (после нашей поездки) в "Орлёнок" приехала какая-то "большая шишка", НАЧИТАВШАЯСЯ ужасов про лагерь и решившая вложиться. Кроме нашего с Антоном фельетона, публикаций не знаю... так что думать теперь можно всё, что угодно.